Уважаемые игроки, если вы любите читать и любите небольшие рассказы про средневековые битвы, то это для вас.
Я представляю вашему вниманию семь описаний битв в Fianna Mercenaries.
Битвы эти были между Орденом и различными соперниками.
Приятного прочтения.
Истории:
Как известно, братья и полубратья Ордена регулярно совершенствуют боевые навыки, и происходит это не только на полях брани, в боях с африканскими зверями. Не далее, как вчера, в зачумленных и оттого заброшенных кварталах Мадрида, а так же на загородных фермах, члены Ордена провели учебные бои, где выявлялись таланты к оружию у недавно посвященных полубратев, и где испытанные воины показали свое мастерство владения мечом. В целом, все прошло вполне ожидаемо, однако были и совершенно странные моменты, которым объяснения нет даже у Господа. Так например, сир Хаммерфолл, будучи уже преклонных лет, и предпочитающий, чтобы его именовали «сир Воробушек», признанный мастер над оружием в Ордене, был четырежды повален в пыль Люсьеном Лашансом, молодым воином-клириком, который в настоящем бою своим огромным топором, купленным у датчан, щедро усыпал землю отрубленными конечностями врагов, вводя тех в ужас. Хотя, от такого вида в ужас приходили даже и его братья по Ордену, а Его Святейшество, Александр III уже не единожды призывал всех католиков отказаться от подобного богомерзкого оружия.Однако, как выяснилось позднее, уязвимости сира Воробушка открылись тогда, когда его густая борода застряла меж кольцами койфа, вызвав тем самым боль сильную и вопли грозные, которые Люсьен принял за боевой клич и принялся только энергичнее размахивать учебным топором, снеся Воробушка наземь, тотчас выбив из него дух, и так еще три раза, покуда тот не догадался сменить шлем на более удобный, без отвратительного кольчужного койфа. Однако это ему и повредило – лично Магистр, именуемый на итальянский манер, Тайлисом, в последней схватке щитом сумел выбить сиру Воробушку передний зуб, когда тот, зазевашись, слишком медленно завел свой тяжелый клеймор, затупленный на время тренировки, для удара. Однако стоит кое-что еще сказать о Люсьене – во время отработки атаки в прыжке, с крыши, он сумел все же повалить полубрата Антония наземь, однако ж сломал себе правую ногу, тем занедужив на неизвестное время, отправившись отлеживаться с Библией и свечой в своей келье. Еще Лашанс понесет наказание за неосторожное обращение с факелом, отчего был пожжен урожай на фермах жителей окрестных земель. Пожары, говорят, всю ночь полыхали. Новички в Орден прибыли не только из Испании, но и из других земель славной матушки-Европы – таким образом, в боях приняли участие поляк дон Румата, балт Эриксон Мунский и славянин из Новгорода, который даже не назвал своего имени, сказав, чтобы его звали просто Русом. Что забыл он в Испании – неизвестно, однако ж как воин-христианин, был Орденом Встречен радушно. Эриксон и Румата показали себя воинами, не худшими, чем сир Воробушек, однако они были слишком горячи и рьяны по молодости, а потому тоже были несколько раз повалены в грязь, что их весьма расстроило, поубавив задора. К слову, у Руматы обнаружилась недурная сноровка для топора, которым он ловко подсекал ноги. Полубратья из Германских земель и Византии – Людвиг и Антоний – пробовали себя в роли стрелков, что, впрочем, в должной мере удалось только Людвигу, а Антоний же только попусту стрелы перевел, отчего был отправлен на поиски гусей для выделки оперения. Говорят, до сих пор не вернулся. Наиболее эффективным боевым соединением показал себя отряд из самого Магистра, Руса-лучника и клирика Лашанса. Они, даже уступая Эриксону, сиру Воробушку и Румате в искуссстве боя, сумели побивать их благодаря превосходной тактике и сильной дисциплине. Рус метко бил из лука, Люсьен же успешно показал себя как мастер засад, а вот Магистр всех поразил своими навыками наездника, но от них же случилось несчастье – после тренировки загнанная лошадь решила напиться из пруда, однако ж удавилась и издохла в мучениях, вновь вернув Магистра на землю до следующего визита на рынок. До сих пор неизвестно, кто дал Антонию (еще до того, как он начал стрелять) алебарду, однако ею он покалечил Эриксона, сломав ему четыре пальца на правой руке, однако эти таланты даже былии поощрены – пальцев у мавров можно бы и не жалеть. По итогам тренировки можно ыло отметить, что сир Воробушек нескольео потерял форму – возраст не щадит никого, - а вот клирик Люсьен, Эриксон и сам Магистр показали отличный прирост навыков в сравнении с предыдущими тренировками – не зря они совершенствовали себя каждый день, не успевая залечивать ссадины на лбу и синяки на ребрах. Дон Румата вы мастерстве же окончательно сравнялся с сиром Воробушком, и был признан новым мастером меча, однако мы все уверены – Воробушек этого так не оставит, и надменный поляк будет яростно потаскан боевым стариком по пыльным улицам Мадрида. Нам остается только ждать следующей тренировки, надеяться, что все побитые поправят здоровье, а сир Воробушек сумеет набрать форму, и поэтому лучше бы ему не усердствовать так на пирах – жареные перепела никому здоровья не прибавили.
Итоги тренировки имел честь подводить покалеченный клирик-летописец Люсьен Лашанс, верный брат Ордена и член Совета Тринадцати.
Намедни святая братия вновь сменила сталь боевую на оружие учебное, выйдя на ристалище для того, чтобы показать рвение и навыки. В целом, поединки прошли успешно, однако времени на них было затрачено куда как меньше, нежели в раз предыдущий – не все бойцы смогли оправиться. Так наример, летописец Люсьен Лашанс вышел на арену, придав телу упор на оружие, ибо нога до конца исцелена в молитве не была, а оттого опухла и не влезала в сапог, вследствие чего клирик был бос на одну ногу, и хотя периодически падал - топором махал все так же резво, и не будь он учебным – некоторые из полубратьев могли бы назавтра не отыскать у себя на плечах головы. Но, как известно, головы лучше оттяпывать маврам, а не братьям, среди коих хороших бойцов ныне не так много – они в паломничестве. В поединках один на один отлично себя проявил пожилой сир Воробушек, который еще переживал из-за прореденной бороды. Он собрал волю в кулак, а живот – в куяк и схлестнулся в яростном поединке с известным польским мастером. И что же вы думаете? Прогнозы летописца оправдались, да. Дуэль меж ними шла яростная, но молчаливая, и оттого пугающая. Секлись они тупыми клейморами долго, и старик Воробушек показал себя молодцом – он не просто сумел удержать завтрак в желудке, но ему так же удалось в конце подсечь Румату под левую ногу. Затем за унижение свое он пнул его ногою в ухо и целых три круга по арене протащил его за ногу под смех, свист и вопли братьев Ордена. Лицом вниз. Он бы и еще протащил – да Магистр запретил, пригрозив высечь на конюшне за деяния, неподобающие мастеру меча. Старик-то поляка отпустил, однако тотчас вспомнил о том, что в его возрасте лучше так не перенапрягаться, и отправился на кухню замка, дабы залить победу большим количеством славного темного пива, котороге Людвиг привез с родного края. Хорошее, говорят пиво-то было – старик от него опосля плясал всю ночь, распевая непристойные песни на отвратительном греческом – никак это его Антоний научил. К слову, о самом Антонии – византиец вернулся через три дня с полным мешком перьев – сколько ж этот ирод гусей ободрал?! – и был вновь допущен до лука. Презрев окончательно честь и правила войны, он принялся метать стрелы даже немногим лучше, чем в прошлый раз, однако до Руса ему все же далеко. Так же в этот раз в тренировке учавствовал непонятный тип, одетый мавром, отчего братьями бит был сильно и заслуженно, после чего уполз с арены, едва перебирая ногами. Как выяснилось, это был земляк Антония, и звали его Тарасий – но вот зачем он мавром переоделся, никто так и не разобрал. Поди пойми этих греков! Отличился и Магистр, лихо раскатывавший на новой лошади и остервенело побивавший соратников по голове палкой, однако закончелось все тем, что хромой Люсьен совершенно случайно выбил его из седла, лишь подняв руку с топором в сторрону Воробушка, чтобы предупредить его о том, что сбоку заходит Румата. Магистр был этим очень опечален и закрыл свою лошадь в кладовой замка на два дня. Знал бы он, что она там натворит – отправил бы ее к предыдущей. Подводя итоги, можно сказать, что лучшим отрядам оказался отряд из Воробушка, Руматы и Лашанса, однако и они были несколько раз побиты, во многом – благодаря коварному греку Антонию, который трусливо стрелял из лука воинам в спины. Остается ждать следующей тренировки, где мы сможем узнать, крепки ли зубы Антония, если отобрать у него лук.
Итоги тренировки были подведены летописцем Люсьеном Лашансом, воином-клириком, членом Совета Тринадцати и просто хорошим человеком.
Будучи в предвкушении группового учебного поединка с бойцами надменного дома Рейнов из Франции, Магистр не может успокоиться, а потому затевает еще одну тренировку. Однако, несмотря на усталость и отбитые бока, братья Ордена приняли её с удовольствием, провозившись на городских улицах Мадрида всю ночь, тревожа людей, мирно спящих, стали звоном учебной. Ночная тренировка была крайне богата на события, во многом благодаря тому, что проходила сразу после пира во славу освобождения Гроба Господня. Так, усердствовал больше всех, понятное дело, сир Воробушек, налегая на молочных поросят так, что живот его раздуло, а борода лоснилась от жира, и последний бочонок пива так же был им допит, однако с чистым взглядом и тяжелым тазом он кое-как поднялся и таща меч, вышел на ристалище. Видя такое дело, поляк Румата, которого впору звать ободрышем, освистал Воробушка, злобно потрясая сталью. Все произошло крайне быстро, а объевшийся старик вынужден был уползать прочь. Скорее, катиться а не уползать. Однако ж не мог мастер меча оставить все так! Следующий час он упорно терся животом о камень, напоминая собой моржа в брачный период, а когда желудок его был освобожден от тяжести, он вновь вышел супротив коварного поляка с ободранным о камни арены лицом. На сей раз их дуэль напоминала игрища туканов, и шла она равно час, пока оба они не бросили сталь и не уселись отдыхать, обнявшись и распевая что-то про фаллос Аполлона – ох эти греки со своими языческими богами! Долго же отдыхать им никто не дал, и пинки Магистра быстро вернули ленивых аспидов на пыль. На сей раз Воробушек уже странно быстро повалил Румату, и усевшись ему на грудь, принялся душить, похрюкивая от удовольствия. Задушить поляка не удалось, поскольку он исхитрился прижать Воробушку ятра (с тех пор голос почтенного старца стал на порядок выше) и выскользнуть, а продолжить у них не вышло – началась схватка групповая, где летописцу Люсьену была вручена пика вместе с наказом тыкать ею Магистра, ежели тот проедет рядом с целью оголошить кого-либо своей магистровой палкой в пять локтей длиною. Надо отметить, что Люсьен показал крайне добротные навыки владения пикой и был объявлен орденским ландскнехтом – первым и пока что единственным. Интересно, а шоссы на подтяжках ему выдадут? Полубрат Антоний был разлучен с луком, а после чего избит нещадно Руматой и Воробушком, дабы знал, каково это – палки издали метать. В целом, дальше интересных событий было несколько меньше, так как шли бесконечно долгие столкновения отрядов, и самым эффективным оказался отряд из Воробушка, Лашанса и Руматы, а опосля – и без оного, Люсьен с неизменным топором и Воробушек с клеймором разметали Магистра, Антония (уже на коне… Кто позволил? Инквизитора ко мне!), Руса и Эриксона. Надо отметить, что Воробушку и Лашансу помогал Людвиг – действительно хороший стрелок из арбалета, он оставил учебными болтами немало синяков на братьях. Однако ж в ближнем бою он оказавылся в грязи быстрее, чем успевал занести копье, а посему срочно необходимо заняться его персональными тренировками. Балт Эриксон тоже влез на коня (их всех Магистр покусал?), однако вопреки иронии показал себя очень и очень хорошо, учебным мечом побивая нерасторопных пехотинцев. Однако и он пару раз был спешен Люсьеновой пикой – слишком энергечно уж он ею тыкал. В самом конце было испытание – Людвиг в связке с Люсьеном должны были вдвоем побивать конного Магистра, что им успешно удалось, и Тайлис, потирая отшибленные бока, оплатил ретивым братьям бочонок пива в таверне Мадрида, который они осушали до утра, обсуждая грядущее. Кажется, Люсьену удалось убедить Людвига обучить его премудростям стрельбы из арбалета, но впрочем – время покажет.
Отчет о тренировке вновь подготовил бессменный летописец Ордена, Люсьен Лашанс, воин Христов и добрый друг братьев Ордена.
Отчет о тренировке вновь подготовил бессменный летописец Ордена, Люсьен Лашанс, воин Христов и добрый друг братьев Ордена.
Как и ожидалось, французы явились в срок, все как на подбор – в тяжелых кольчугах с яркими сюрко, в закрытых разукрашенных шлемах и с тяжелыми мечами, а половина из них – на добрых скакунах, из той породы, что руку по пояс откусит, ежели чужой польезет по загривку потрепать. Стоит ли говорить, что при виде таких коней и Магистр, и Эриксон, и Антоний выкатили глаза и изошли слюной, пустив её по подбородку и шее? Немудрено, если вспомнить о том, какие у них имеются дохлые кобылки. Последний, Антоний, так вообще – принялся кричать что-то на греческом и порываться облобызать одного из коней, однако Тарасий вовремя оттащил его, от греха подальше, пока пальцы целы. И все остальные предметы, служившие украшением тела. Голова, например. Разговоры разговорами, да только добрые друзья быстро напомнили, зачем пришли – мол, выходите, братья-гешпанцы, на ристалище, пылью друг друга потчевать надобно. Добро! Но сперва братья Ордена изволили попотчевать гостей на пиру, но, к сожалению, «синдром Воробушка» им свойственен не был, и обжираться они не стали. Зато вино казенное пили в три горла каждый, но вино французам – что мёд датчанам, и у них каждый с кувшина только сильнее стал, а в глазах – такая чистота, что ослепнуть от блеска можно. Тут уж побитые братья совсем пригорюнились – с таким противником попыхтеть придется похлеще, чем с Руматой или стариком Воробушком, который опять на пиру употребил во славу славного поединка половинку поросенка и встать с лавки смог только при помощи Люсьена и Людвига. Отяжелел дед, и вот как такому меч давать? С Руматой же тоже случилось несчастье – взобрался на башню он воздухом подышать, и птицу пролетавшую, шальную, не заметив, лбом точнехонько о клюв её ударившись. Забористо шипя на птицу (таковы польские ругательства), он принялся яростно лоб тереть, да такой натер, что на шишку ту шлем не налез, и пошел он на ристалище, голову прикрывая только волосами длинными, до плеч. Как ни глянь – ведьма! Надо приказать Антонию, пускай его топором обреет наголо. Вообще, французы точнехонько прокляты были, то как по их приезду неприятности начались у всех – Люсьен на ногу ящик уронил, на больную ногу, и целый час скакал с топором на ристалище, аки цапля. Магистр отравился петрушкой, изрыгая в бою ругательства (и не только ругательства), а Антоний… на него просто напало бесноватое безумие, да такое, что и говорить страшно. Бойцы Ордена, все как на подбор – калеки, побитые да потасканные – вышли бесстрашно в бой, являя собой зрелище сбежавших из какого-то пансионата для блаженных крестьян. Даже мечи едва держали. Что и говорить, бились они упорно, отважно, и на врага выходили аж шестнадцать раз. Однако одной отваги недостает, и все шестнадцать раз французы их побили, да так крепко, что воевать в полную они скоро не смогут. Хромой Люсьен отличился все же, несколько раз выбив Александра и еще кого-то (все они на одно лицо… на один шлем, то есть) из седла, однако в последний раз зацепился за стремя, и по полю потаскан был лошадью. М-да, а он-то думал, что пыль на вкус приятнее. Антоний был пинком сброшен с сарая, отбив о плетень ягодицы, а Воробушек, на пузе которого не сошелся куяк, дрался с предводителем французов целых два часа, однако поросенок внутри был мстительным и дал о себе напомнить, потянув его к земле, крайне настойчиво. Тот и сел, а француз так влепил ему эфесом в ухо, что то раздулось и расплющилось, превратившись в ушат виночерпия по виду. Хотел было француз старика за бороду оттаскать, да только тот так опасно зубами клацнул, что был риск опростать кальсоны, а посему французик поспешил закончить поединок. С другими же интересных ситуаций не было, окромя тех, когда в свалках Румата колотил своих братьев столь энергично, что Рейны всячески его подбадривали свистом и улюканьем. Никогда еще братья Ордена не были так побиты, однако ж всему есть объяснение, все-таки даже у Рыцарей Христовых бывают черные полосы, а у Господа – выходной.
Все это время бдел, писал и сражался, само собой, летописец Люсьен Лашанс, окончательный калека, невинно побитый в пылу боя с французами поляком Руматой… похоже, птица ударила его слишком сильно.
Как и ожидалось, Магистр прекратил изрыгать в ров из каждой бойницы только через два дня (право, какая хорошая петрушка!), а потом, когда все было отмыто, он устроил очередную тренировку, аккурат за несколько часов до прибытия швейцарских стражей. Участвовали в ней все, окромя летописца, который напрочь затворил дубовую дверь кельи, запретив всякому в нее стучать или под нею горланить, однако можно было заметить, что в щели пробивается дымок, пахнущий неизвестными травами – наверное, Люсьен просто поправляет здоровье благовониями и ладаном. Все же помимо больной ноги на него напал еще и жабий кашель. Магистр хотел сперва сломать ему вторую ногу –она ему, дескать, не слишком нужна, однако вовремя сообразил, что лучше летописцу оставаться боеспособным. Поговаривают, что из кельи Тайлис вынес мешочек. Наверное, с растопкой для благовоний – уж больно те были хороши! Так или иначе, тренировка состоялась, однако вместо Люсьена за её ходом служил странный человек с еще более странной наружности – говорят, он был из числа хашишинов и хорошо стрелял из арбалета, однако все дело в том, что «говорят». Правда была только в том, что это был друг Лашанса из прошлого и привез ему те самые благовония, потому-то в Ордене и прозвали его Лжецом. Так вот, Лжец и в самом деле из арбалета стрелять умел, но почему-то его излюбленной мишенью были товарищи по команде, а так же сир Воробушек, незавимимо от принадлежности командной. Тяжелые учебные болты без наконечников оставили ему немало синяков на ногах, заставляя забористо верещать, страшно округляя и выкатывая глаза, а развевающаяся нав ветру борода была последним штрихом в портрете «Мы вышли из могил». Собственно, помимо стрелковых недонавыков прочим во Лжеце запомнилось то, что он крайне любил запускать в соперника тяжелым арбалетом, а после, выхватив учебный топорик, с поросячьим визгом кинуться в ближний бой, в котором он или был повален первым вражьим взмахом, или пускался бежать, и бегал столько, пока Магистра не распирал хохот от вида тяжело пыхтящего Воробушка, язык которого лежал на плече, и прекращал поединок. Наверное, это было правильным решением, или если бы он этого не делал, то Лжецу сдорово бы досталось от злобного деда, ежели тот его поймал бы. В остальном же бои на полянке прошли не столь интересно, чтобы подробно вносить их в Орденскую летопись. Когда же до приезда швейцарцев остался ровно час, святая братия решила вытащить уже Люсьена из кельи, но открыв силою дверь, они узрели и обоняли облако белого дыма, стеной вывалившегося в коридор, а в келье же можно было обнаружить самого летописца, который в одном исподнем исполнял бесовской, ну просто демонический, танец (он включал в себя ужасное похлопывание по ягодицам!), размахивая кувшином, в котором на донышке было немного пива, и распевая на латыни примерно следующее:
In taberna quando sumus
Non curamus quid sit humus,
Sed ad ludum properamus,
Cui semper insudamus.
Quid agatur in taberna
Ubi nummus est pincerna,
Hoc est opus ut queratur,
Si quid loquar, audiatur.
Благовоние немедля было потушено, а затем выброшено в бойницу, а несчастный Люсьен за руки потащен на двор, и прявязамши за ноги, был трижды окунут в колодец, а опосля, невзирая на ругательства и требования вернуть благовония он был пинками погнан в оружейную через всю территорию замка, аккурат мимо шейцарцев, стройная колонна которых промаршировала в большой зал, на летописца даже не обратив внимания. В зале снова был пир (и откуда продукты только у святой братии?), однако его отличительной особенностью стало то, что Воробушек совершенно не объедался, ограничившись всего одной уткой и шестью печеными яблоками, апив все это кувшином браги, да такой вонючей, что даже вши дохли. Попотчевав отборных стражей от души яствами, кто-то предложил устроить соревнование по метанию ножей в слугу, однако слуга ножи ловить не захотел, а зачинщику подложил кое-чего в чашу, и поднес её мило улыбаясь. Доселе неизвестно, что именно в той чаше было, однако зачинщик исчез за выгребной ямой, изредка напоминая о себе трубными, громоподобными звуками неизвестной природы, слышными всей округе, а стражи вышли на ристалище в меньшинстве. Однако не вышел на первый бой и Люсьен, вместо которого выпустили Тарасия с огромной железной дубиной и в мавританском костюме, из-за которого его частенько в пылу боя побивали свои же. Первые две сшибки, как известно, испанцы выиграли, а потом вернулся Лашанс, с таким видом мрачным, что надежды на победк расстаяли сами собой, а Магистр, влезая на своего рыжего строптивого жеребчика Ипока, пригрозил того выпороть за самодеморализацию. Нет, летописец определенно был проклят, потому как более ни в одной сшибке им верх взять не удалось, и братья часто были лишены сознания, однако Воробушек, который сегодня лишь легко перекусил, был очень зол, и вопя что-то на иврите, своим клеймором уложил в грязь аж пятерых, да подумав было, что победа одержана, отошел к стенке, испустить духа воды, что к хорошему не привело, так как последний швейцарец (тот самый, что был у ямы) наконец вернулся на ристалище и приметив Воробушка, попытался было подкрасться к нему и оглушить, однако в последний момент его чрево вновь проревело в горн войны и истончило легкое зловоние, однако на его счастье глуховатый старик был так увлечен своим делом, что и не заметил, как оказался на земле, рядом с остальными. Отдельно надо отметить Антония и Эриксона, которые на конях намедни ужасно страдали и так сильно былти отбиты их бока, что им ришлось уйти с ристалища раньше. Не иначе, благовониями лечиться. Как бы там ни было, не смотря на все старания братьев, победить им не удалось, и не спас их даже Людвиг, который отлично бил врагов из арбалета прямо по основаниям шлемов, загиная их и мешая снять с головы. Люсьен же окончательно сумел привыкнуть к пике, ловко подсекая ею врагов, но против толпы она лишь обуза, а не оружие. И на том спасибо. Вестимо, Господь еще не вернулся на работу, а посему дети его вновь были побиты, и опять безнаказанно. Что-то черная полоса стала так длинна, что ее можно было обернуть вокруг обода плоской суши, да и черепахе в рот кончик бы достал. Круглая, говорите? Ну-ну. Инквизитор! А затем приехали датчане – вот уж приспичило Магистру гостей принимать так скоро! Эдак никакой провизии не напасешься. Ну сказано – сделано. Накормив прожорливых северян лучшей ветчиной (Воробушку вновь ничего не досталось, и вновь прокапали скупые стариковские слезы, подкрепляемые жалобным и правдоподобным урчанием желудка), испанцы с роптанием принялись вооружаться. Последний рывок. Датчане, как и подобает волкам, собрали «стаю». Бой проходил за городом, в старой деревеньке, с башней в центре, за которую они и дрались. «Занять башню» - прозвучал голос Магистра. «Будет исполнено, мудьюг.» - ответил ему Люсьен и сжамши пику, побежал… Но вот незадача – не туда, куда все братья. К другой башне. Оказалось, их две, и они такие… такие разные! Пыхтя, он поднялся по лестнице, победно вскинул топор, и тут…
- Du behøver ikke tage fejl? – спросили у него над ухом. Прямо сзади. Прямо не по-испански.
И тут до него дошло.
Batir al enemigo! – возопил Люсьен с французским акцентом, крутясь на месте с топором. Лезвие чиркнуло по стене (счастье, что затуплено – застряло бы), повалило вниз ближайшего датчанина, а затем и сам Люсьен, на радость братьям, сиганул плашмя с башни, метя в ближайший стог сена…
Не попал. Самую малость. Чуть-чуть. Сатанинский гогот сотряс воздух, и пока Люсьена утаскивали, в глотку Антония, распахнутую, что оная у блудницы, влетело перышко, которое там и осела, заставив его удавиться. Антония спасли, но бой пришлось приостановить. Пока оба не вышли вновь. Далее бои шли даже в дождь, и Лашанс, еле дыша от боли в спине, придумал одну хитрость. Он спрятался в стог сена с топором, да так, что шапель его торчала наверх, что альфонсова шишка, блестя и привлекая внимания, однако датчане, видать, видят совсем плохо, и ничего не заметив, гуськом двинули дальше, совсем не ожидая, что сзади на них выскочит разнесенный на косточки летописец, размахивая топором, что купцова жена – оловянной тарелкой. Датчане бросились врассыпную, но сообразив, в чем тут дело, кинулись на него, уже с рыком. Шерсть, говорят летела далеко, однако Люссьену досталось опять, кажется, даже голову зацепили – слишком таинственной с тех пор стала его улыбка. Плохо кончился бой за корабли, из-под мостков на которые выпрыгнул Тарасий, однако выпрыг кончился недобро – он влетел головой аккурат в штольню, а мавританский тюрбан от такого спасает не ахти как – в общем, потерял Тарасий сей мир, безвольно плавая в вонючих водах бухты, пока баграми его не вытащили рыбаки. Как стало ясно, истерзанных братьев-героев датчане только добили. Румата вновь порывался колотить своих, но пинок под зад от Воробушка выкупал его в холодной водице и более он так не делал – говорит, шишка дюж замерзла.
Таким образом, все закончилось на ближайшие месяцы – уж точно, а там – видно будет, и как было выяснено опытным путем, Господь по воскресениям тоже отдыхать любит, оставляя рыцарей своих без чуткой опеки. Впрочем, говорят, в замке еще остались благовония.
Очередную страницу в летопись внес Люсьен Лашанс, человек,что подарил братьям добрые фимиамы и добрый же боевой дух.
In taberna quando sumus
Non curamus quid sit humus,
Sed ad ludum properamus,
Cui semper insudamus.
Quid agatur in taberna
Ubi nummus est pincerna,
Hoc est opus ut queratur,
Si quid loquar, audiatur.
Благовоние немедля было потушено, а затем выброшено в бойницу, а несчастный Люсьен за руки потащен на двор, и прявязамши за ноги, был трижды окунут в колодец, а опосля, невзирая на ругательства и требования вернуть благовония он был пинками погнан в оружейную через всю территорию замка, аккурат мимо шейцарцев, стройная колонна которых промаршировала в большой зал, на летописца даже не обратив внимания. В зале снова был пир (и откуда продукты только у святой братии?), однако его отличительной особенностью стало то, что Воробушек совершенно не объедался, ограничившись всего одной уткой и шестью печеными яблоками, апив все это кувшином браги, да такой вонючей, что даже вши дохли. Попотчевав отборных стражей от души яствами, кто-то предложил устроить соревнование по метанию ножей в слугу, однако слуга ножи ловить не захотел, а зачинщику подложил кое-чего в чашу, и поднес её мило улыбаясь. Доселе неизвестно, что именно в той чаше было, однако зачинщик исчез за выгребной ямой, изредка напоминая о себе трубными, громоподобными звуками неизвестной природы, слышными всей округе, а стражи вышли на ристалище в меньшинстве. Однако не вышел на первый бой и Люсьен, вместо которого выпустили Тарасия с огромной железной дубиной и в мавританском костюме, из-за которого его частенько в пылу боя побивали свои же. Первые две сшибки, как известно, испанцы выиграли, а потом вернулся Лашанс, с таким видом мрачным, что надежды на победк расстаяли сами собой, а Магистр, влезая на своего рыжего строптивого жеребчика Ипока, пригрозил того выпороть за самодеморализацию. Нет, летописец определенно был проклят, потому как более ни в одной сшибке им верх взять не удалось, и братья часто были лишены сознания, однако Воробушек, который сегодня лишь легко перекусил, был очень зол, и вопя что-то на иврите, своим клеймором уложил в грязь аж пятерых, да подумав было, что победа одержана, отошел к стенке, испустить духа воды, что к хорошему не привело, так как последний швейцарец (тот самый, что был у ямы) наконец вернулся на ристалище и приметив Воробушка, попытался было подкрасться к нему и оглушить, однако в последний момент его чрево вновь проревело в горн войны и истончило легкое зловоние, однако на его счастье глуховатый старик был так увлечен своим делом, что и не заметил, как оказался на земле, рядом с остальными. Отдельно надо отметить Антония и Эриксона, которые на конях намедни ужасно страдали и так сильно былти отбиты их бока, что им ришлось уйти с ристалища раньше. Не иначе, благовониями лечиться. Как бы там ни было, не смотря на все старания братьев, победить им не удалось, и не спас их даже Людвиг, который отлично бил врагов из арбалета прямо по основаниям шлемов, загиная их и мешая снять с головы. Люсьен же окончательно сумел привыкнуть к пике, ловко подсекая ею врагов, но против толпы она лишь обуза, а не оружие. И на том спасибо. Вестимо, Господь еще не вернулся на работу, а посему дети его вновь были побиты, и опять безнаказанно. Что-то черная полоса стала так длинна, что ее можно было обернуть вокруг обода плоской суши, да и черепахе в рот кончик бы достал. Круглая, говорите? Ну-ну. Инквизитор! А затем приехали датчане – вот уж приспичило Магистру гостей принимать так скоро! Эдак никакой провизии не напасешься. Ну сказано – сделано. Накормив прожорливых северян лучшей ветчиной (Воробушку вновь ничего не досталось, и вновь прокапали скупые стариковские слезы, подкрепляемые жалобным и правдоподобным урчанием желудка), испанцы с роптанием принялись вооружаться. Последний рывок. Датчане, как и подобает волкам, собрали «стаю». Бой проходил за городом, в старой деревеньке, с башней в центре, за которую они и дрались. «Занять башню» - прозвучал голос Магистра. «Будет исполнено, мудьюг.» - ответил ему Люсьен и сжамши пику, побежал… Но вот незадача – не туда, куда все братья. К другой башне. Оказалось, их две, и они такие… такие разные! Пыхтя, он поднялся по лестнице, победно вскинул топор, и тут…
- Du behøver ikke tage fejl? – спросили у него над ухом. Прямо сзади. Прямо не по-испански.
И тут до него дошло.
Batir al enemigo! – возопил Люсьен с французским акцентом, крутясь на месте с топором. Лезвие чиркнуло по стене (счастье, что затуплено – застряло бы), повалило вниз ближайшего датчанина, а затем и сам Люсьен, на радость братьям, сиганул плашмя с башни, метя в ближайший стог сена…
Не попал. Самую малость. Чуть-чуть. Сатанинский гогот сотряс воздух, и пока Люсьена утаскивали, в глотку Антония, распахнутую, что оная у блудницы, влетело перышко, которое там и осела, заставив его удавиться. Антония спасли, но бой пришлось приостановить. Пока оба не вышли вновь. Далее бои шли даже в дождь, и Лашанс, еле дыша от боли в спине, придумал одну хитрость. Он спрятался в стог сена с топором, да так, что шапель его торчала наверх, что альфонсова шишка, блестя и привлекая внимания, однако датчане, видать, видят совсем плохо, и ничего не заметив, гуськом двинули дальше, совсем не ожидая, что сзади на них выскочит разнесенный на косточки летописец, размахивая топором, что купцова жена – оловянной тарелкой. Датчане бросились врассыпную, но сообразив, в чем тут дело, кинулись на него, уже с рыком. Шерсть, говорят летела далеко, однако Люссьену досталось опять, кажется, даже голову зацепили – слишком таинственной с тех пор стала его улыбка. Плохо кончился бой за корабли, из-под мостков на которые выпрыгнул Тарасий, однако выпрыг кончился недобро – он влетел головой аккурат в штольню, а мавританский тюрбан от такого спасает не ахти как – в общем, потерял Тарасий сей мир, безвольно плавая в вонючих водах бухты, пока баграми его не вытащили рыбаки. Как стало ясно, истерзанных братьев-героев датчане только добили. Румата вновь порывался колотить своих, но пинок под зад от Воробушка выкупал его в холодной водице и более он так не делал – говорит, шишка дюж замерзла.
Таким образом, все закончилось на ближайшие месяцы – уж точно, а там – видно будет, и как было выяснено опытным путем, Господь по воскресениям тоже отдыхать любит, оставляя рыцарей своих без чуткой опеки. Впрочем, говорят, в замке еще остались благовония.
Очередную страницу в летопись внес Люсьен Лашанс, человек,что подарил братьям добрые фимиамы и добрый же боевой дух.
Прошло немало времени со времен поединков со швейцарцами. Все это время было проведено с отдыхом, в молитвах, восстановлении сил, лечении, и… да. Воробушек, как всегда, активно чревоугодничал, что сказалось на нем самым губительном образом – куяк стал на него мал окончательно. То есть просто не застегивается на животе. То есть совсем. Воробушек крайне опечалился и отправился (точнее, был отправлен) в Компостелу пешком и без еды - надо бы приводить себя в форму. Лишь бы только там его никто не кормил… Так вот, по этим причинам его и не было на очередной тренировке, которая выдалась очень короткой – слишком мало братьев решили поскрипеть суставами. Но сначала следует упомянуть о двух новых полубратьях – это маленький монгол по имени Бахер, а так же – здоровенный воин с бородой, и звать его Гарри, но из-за внушительного вида все кличут его «дядушкой Гарри». Говорят, коню под ним очень тяжко, отчего он ведет себя как осел, и, вестимо, дядушка Гарри мог снискать больший успех в пешем строю. По пути к полю, где урожай был уже собран в скирдах, случилось несчастье – наш любимый поляк Румата споткнулся о противно визжащую дворнягу, и упал, шмякнувшись лбом точнехонько о ветку бука, да так, что глухой звук поднял всех белок в дуплах, заставив их в тревоге подняться на верхушки сосен, дабы найти того, кто пустил такое эхо. Сперва всем показалось, что Румата расшибся насмерть, но, к сожалению, он поднялся, и молча, с лицом, как у неживого шерстяного носка, продолжил путь, не подав виду. Дошла целительная сила испанского дерева до его мозга только в конце тренировки – он с упорством выдры принялся покалачивать палкой соратников по команде, дурно хохоча и плюясь во все стороны. Пока его не тюкнули еще раз и не уложили в скирду – Людвиг и Рус заработали достаточно синяков на боках. Воистину чудны эти поляки! Позднее в безумее, по примеру поляка, впал и Бахер, но у него безумие было исключительно словесным, и он лишь по-монгольски ругался на все поле, бегая на кривых ногах за Люсьеном и пытаясь поколотить его деревянным ножом для отработки приемов. Говорят, пришлось и его тюкнуть. Никак зараза какая! Или благовония у Люсьена стащили, аспиды. То-то он так загрустил, что в комплект к топору взял плотницко-корабельную колотушку, которой под суда клинья подбивают, и орудовал ею. Больно, говорят. Правда, говорят они не сразу. Дух вышибает, что копыто твоей лошади. Магистр тоже взял учебный лук, а француз Блюе неосторожно обращался с огненными стрелами (бой был ночным), в результате чего весь убранный урожай горел всю ночь, на радость окрестным крестьянам, которые что-то кричали… или это они поют так. Прекрасен был Рус, от которого Люсьен, оставшись один, прятался за деревом. Дело вышло так, что Бахер, еще находясь в сознании, подбирался к летописцу сзади. Заметив его в последний момент, он выскочил из-за дерева, однако сверхметкий новгородец пустил учебную стрелу точнехонько в лоб своего монгольского соратника, спасая тем самым Люсьена. Смотреть на это было невозможно – кинув колотушку в сторону, Люсьен повалился на землю, рядом с оглушенным Бахером, дико хохоча и дрыгая ногами в кольчужных чулках. Вот какие у нас лучники в Ордене! Говорят, теперь у Руматы появится компания. Блаженные, как есть! Был еще Рокко, итальянец со щитом, который, оставшись один против Руса, принялся бегать вокруг дерева, яростно потираясь о него животом и прочая. Рус, размахивая луком, бегал за ним. Кончилось все как всегда – Магистр взял у Люсьена колотушку, и едва подняв ее, кинулся на шалунов с намерением их поколотить. Он бы и поколотил, кабы та не перевесила и не повалила его кверху нижними членами, к общей радости братьев. Слишком субтилен Магистр и слишком тяжела колотушка, да и земля тверда – новая шишка здорово украсит затылок. Засим все окончилось тем, что Людвиг враз окосел на оба глаза и был лишен арбалета, дабы не получилось попортить спины братьев.. Пущай мечом машет, лентяй!
Очередной отчет подготовил летописец Ордена и любитель колотушек, Люсьен Лашанс.
Очередной отчет подготовил летописец Ордена и любитель колотушек, Люсьен Лашанс.
Итак, свершилось то, чего братья Ордена ждали очень давно – они сами стали гостями, собрав лучших бойцов Ордена (непонятно и поныне, как в их число затесался летописец, который сражается немногим лучше, чем дворовая собака отбивается от купеческих сынков, что мечут в нее камни). Правда, принять их могли бы и получше, право слово. Эти венгры поместили вытерпевших двухмесячный путь братев в длинный барак, наподобие норвежских, и толком даже не покормив, что вызвало совместное негодование Воробушка и его желудка, наказали в «сброе» завтра быть у деревни в низине. Умываться рассветной росой, питаться… Впрочем, об это в летописи лучше не упоминать, ибо слабые духом потомки могут этого не пережить, тронувшись рассудком, как Румата, который, к слову, в Венгрию тоже поехал. Ну да стоит сие оставить, так как утро наступило быстро, и испанцы встретили его в деревне даже раньше, чем соперники. Лишь один запаздывал… Магистр. А вот и он! Ярче солнца морионом он блестит. «Construcción Battle!» - сказал Магистр. И все послушались, образовав колонну, в которой первыми стояли окосевший Людвиг и Айден (ирландский варвар, знавший толк в крепких щитах и дешевом эле) со щитами, а за ними – Эриксон, Румата, Воробушек и Рус – с луком. Магистр и дядюшка Гарри гарцевали рядом на своих ездовых – плешивом и блохастом коньке Ипоке, который едва держал тушу ездока на тонких ногах, и пучеглазом муле Епидоре. Первая ошибка (которая и привела к первому поражению) – они стали против солнца, щуря глаза, как пытается сощурить их умирающая на песке камбала, которую рассеянный рыбак выронил из корзинки, а потому с трудом углядели стройную линию венгров. Они были очень хороши. Настолько хороши, что Воробушек даже пустил в лохматую бороду слезу. Хотя сам он и говорит, что это от солнца, но мы-то знаем правду. Венгры держали в руках круглые щиты, окованные железом, словно бы датские, а оружием им служили длинные и легкие мечи. У одного, кажется, был тяжелый молот – не чета корабельной колотушке, которую Люсьен передал старику. Одеты они были в отличные кольчуги с цельнокованными кирасами поверх, и защищали их от солнца сюрко из шелка. Внушительны в своем абсурде были и рогатые шлемы, один вид которых вызывал шлем. Куда там несчастным испанцам, которые вооружены были кое-как и собой напоминали ополчение?
«Támadás a menet!» - раздалось вдали. И линия пошла. Пошла немного криво, отставая левым флангом, и братья Ордена сразу приметили слабину. Впрочем, ее с лихвой компенсировал их стрелок, который метал учебные стрелы по шлемам, да так метко, что Рус на его фоне казался ребенком, который играет с рогаткой, стараясь разбить чье-то окно, да просто не попадая. Звон стоял просто колокольный. В головах. Колонна братьев тоже двинулась вперед, без приказа, да быстро рассыпалась (образец воинской дисциплины!), а Магистр с дядюшкой куда-то ускакали на своих несчастных животных, толком ничего не заметив. Первое столкновение было жестким и яростным, и немало костей было сломано, однако не сразу братьями было замечено, что кого-то не хватает…. Точно! Рыжий балт, язви холера его ягодицы, куда-то пропал, а когда все братья уже лежали в пыли, неспеша спустился с горки, с полным ртом грибов и какой-то травы. Видать, эта смесь на него подействовала, ибо он издал грромоподобную отрыжку (отчего даже цветы пожухли), а потом один кинулся сразу на пятерых, одним рывком разметав сразу трех врагов, и тут бы достать победу, однако венгерский черт с молотом умело его подсек и так же выбил дух…
Несколько боев прошли не очень интересно, однако в одном из них Воробушек в одиночку своей колотушкой снес всех венгров, да так лихо, что бедного деда обвинили в колдовстве и предложили поджечь ему бороду, только вот Магистр вступился – сказал, что голодный Епидор откусит пальцы их лучнику, который явно наложил чары на свои стрелы – иначе как объяснить, что они летают так, как им вздумается? Венгры продолжили, и сталь звенела до заката, и звон этот разбавлялся задорными ругательствами на венгерском и испанском языках. Побиты были и люди, и звери, и даже Румата, который своей палкой не мог ничего сделать супротиа одоспешенных людей. Глупый бесполезный поляк! Надо было ему сильнее о камнь приложиться! Хотя в последнем бою Эриксон угостил его своим грибочком. Тот так пришелся ему по вскусу, что он повалил одного из венгров, да и вцепился зубами ему в нос, откусив который, с визгом умчался в лес, оставив несчастного гундосо вопить под общий хохот воинов. Хоть перевязали вовремя, и то ладно. Из шестнадцати схваток восемь осталось за испанцами, и они, в целом довольные, нашли Румату, который в лесу пытался бороться с вековым дубом, а затем отправились домой.
«Támadás a menet!» - раздалось вдали. И линия пошла. Пошла немного криво, отставая левым флангом, и братья Ордена сразу приметили слабину. Впрочем, ее с лихвой компенсировал их стрелок, который метал учебные стрелы по шлемам, да так метко, что Рус на его фоне казался ребенком, который играет с рогаткой, стараясь разбить чье-то окно, да просто не попадая. Звон стоял просто колокольный. В головах. Колонна братьев тоже двинулась вперед, без приказа, да быстро рассыпалась (образец воинской дисциплины!), а Магистр с дядюшкой куда-то ускакали на своих несчастных животных, толком ничего не заметив. Первое столкновение было жестким и яростным, и немало костей было сломано, однако не сразу братьями было замечено, что кого-то не хватает…. Точно! Рыжий балт, язви холера его ягодицы, куда-то пропал, а когда все братья уже лежали в пыли, неспеша спустился с горки, с полным ртом грибов и какой-то травы. Видать, эта смесь на него подействовала, ибо он издал грромоподобную отрыжку (отчего даже цветы пожухли), а потом один кинулся сразу на пятерых, одним рывком разметав сразу трех врагов, и тут бы достать победу, однако венгерский черт с молотом умело его подсек и так же выбил дух…
Несколько боев прошли не очень интересно, однако в одном из них Воробушек в одиночку своей колотушкой снес всех венгров, да так лихо, что бедного деда обвинили в колдовстве и предложили поджечь ему бороду, только вот Магистр вступился – сказал, что голодный Епидор откусит пальцы их лучнику, который явно наложил чары на свои стрелы – иначе как объяснить, что они летают так, как им вздумается? Венгры продолжили, и сталь звенела до заката, и звон этот разбавлялся задорными ругательствами на венгерском и испанском языках. Побиты были и люди, и звери, и даже Румата, который своей палкой не мог ничего сделать супротиа одоспешенных людей. Глупый бесполезный поляк! Надо было ему сильнее о камнь приложиться! Хотя в последнем бою Эриксон угостил его своим грибочком. Тот так пришелся ему по вскусу, что он повалил одного из венгров, да и вцепился зубами ему в нос, откусив который, с визгом умчался в лес, оставив несчастного гундосо вопить под общий хохот воинов. Хоть перевязали вовремя, и то ладно. Из шестнадцати схваток восемь осталось за испанцами, и они, в целом довольные, нашли Румату, который в лесу пытался бороться с вековым дубом, а затем отправились домой.